В детстве они жили окна в окна. Повзрослев, хотели - душа в душу. Их роман развивался стремительно, как машина, мчащаяся с горы без тормозов.
Танки в посадке
Взрывное дело уроженец Димитрова Сашка Красенников любил сызмалу. В пять лет изничтожил весь запас елочных игрушек, пошвыряв их в костер. Лопались - любо-дорого было смотреть. Потом, правда, сесть неделю не мог: отец выпорол видавшим виды солдатским ремнем.
Когда ему было десять - стянул полканистры бензина из гаража маминого брата, дяди Леши. Соорудили с пацанами на притаившейся в глубине посадки игровой поляне (сами очистили ее от деревьев, присыпали песочком) фашистские танки из ящиков и веток и истребили их коктейлями Молотова, рецепт которых Сашка к тому времени знал назубок. В итоге выгорела половина посадки. Но мальчишки друг друга не сдали, так что в виновные записали чей-то непотушенный окурок.
Ну а расцвет его взрывного творчества пришелся на период с 13 до 16 лет, когда проживающий на Брянке Красенников попал в местную «контору».
Брянский взрывник
На «сходняке» в ничейном полуразвалившемся доме «старики» (уже армию оттрубили, а играть в войнушку не перестали), которым о взрывных наклонностях Красенникова рассказал приведший его «на базу» дружбан Толя Балабон, назначили парня «химиком», то есть человеком, ответственным за изготовление бомб. В основном «конторы» махались железными прутами («ветеранам» пробивали головы раз по десять, что, впрочем, не помешало им со временем выбиться в люди), но иногда, когда схватки предстояли особо лютые, подключали и «тяжелую артиллерию». Вот в ее-то ряды и влился Сашка, быстро переплюнувший «химиков» Доманского, 40-го, Площадки, Базара и прочих извечных брянских противников.
Основу «конторских» бомб составляли напичканные спичечной серой железные чушки. Взрывались они через раз, да и то больше грохота делали, чем урона наносили противнику. Сашка подошел к делу творчески, добавив в состав пару-тройку горючих элементов, мелкие подшипники и усовершенствовав каркас. В первой же крупной стычке его ноу-хау отправило в лазарет троих «базарских». Дремлющая милиция городка зашевелилась, а когда местная больница пополнилась еще десятком раненых подростков, стала носом землю рыть. Но нарыла пшик: все пострадавшие выдавали дурацкие версии типа: «Проходил возле костра, а там что-то как шандарахнет», да и уличные драки временно прекратились.
Минус три
Пока брянские упивались триумфом, прочие «конторы» переваривали ситуацию, а правоохранители пытались найти концы «костра», приказал долго жить Советский Союз. В стране начался такой беспредел, что разборки «контор» уже казались возней детворы в песочнице. «Старики», да и некоторые менты, ушли в криминал; шахты, на которых держался город, стали напоминать пациента, который скорее мертв...
А Сашка все так же азартно лепил бомбочки, махался на улице, «косил» уроки и гонял рыбачить на Караковское водохранилище. Кто знает, как бы повернулась дальше его жизнь, не подорвись однажды парень на своем же творении. Трех пальцев на правой руке - как не бывало. Оставшимися мизинцем и указательным он сделал «Пока!» поредевшим рядам «конторы», школьному прошлому (аттестат ему, признающему лишь химию, пришлось выгрызать зубами), армейскому будущему и двинул в техникум. Оттуда - на одну из местных шахт, демонстрирующую чудеса живучести. Батя и старший брат пахали в подземке, но Беспалый (а какое еще у него могло быть прозвище?) устроился на поверхность. Деньги все равно платили с перебоями, а рисковать шкурой после случая с бомбой расхотелось.
Дворы-друзья
Жил он с родителями и братом Антоном, успевшим уже пару раз развестись, в пятикомнатном доме. Изначально комнатушек было две, но по примеру самогонщицы бабы Вали, которая первой на улице учинила пристройку, многие сделали то же самое.
Двор в двор с Красенниковыми, за чисто символическим заборчиком с брешью-калиткой в три метра, обитали Балабоны. Отец семейства погиб на шахте еще в восьмидесятых, и тетя Марфа сама поднимала двоих детей: младшую Лилечку и Сашкиного друга и ровесника Анатолия. Соседи отмечали вместе праздники, а то и просто ужинали сообща, сдвинув столы под вишней-великаншей, росшей на территории Красенниковых, но раскинувшей ветви на оба двора.
Стихия воды и музыки
Толька развязался с «конторой» еще раньше Сашки, прилично окончил школу и с блеском - мореходку. Работал старпомом на одном из украинских кораблей, бороздящих соленые волны под чужим флагом. Осел в Одессе, откуда слал матери не только письма, но и солидные денежные переводы.
Лиля, которую Сашка и Толя затюкивали в детстве, прозвав «сопля прилипчивая» за привычку всюду таскаться за ними следом, была гордостью местной музыкальной школы. «Клавиши влюблены в ее пальцы», - говорила тете Марфе немка Эмма Гансовна, преподававшая в «музыкалке» 35 лет.
...Как Лиля расцветала, Красенников-младший прозевал. Он как раз воевал с другими районами, оплакивал потерянные пальцы, постигал основы горняцкого труда. Как-то поинтересовался у родителей: «А чего это Лилька пиликать перестала?» и лишь плечами пожал, узнав, что она уехала в Большой Город поступать в консерваторию.
Возвращение Лилии
А вот ее возвращение Сашка запомнил на всю жизнь. Он тюленем плескался под краном на улице, когда прямо возле их калитки притормозила здоровенная красная кабина. Длиннющий же кузов с надписью аршинными буквами «Перевозки» и потерявшимся под ними номером телефона растянулся почти на весь балабоновский забор. Дюжие молодцы споро стали выгружать вещи в клеенке и большущие деревянные коробки. По двору метались тетя Марфа и пара ее собак, а бригадир перевозчиков пытался понять, как впихнуть доставленные вещи в узкую калитку (в отличие от той, что соединяла дворы, эта напоминала дверцу кухонного шкафа).
Взвизгнув тормозами, в хвост фургону пристроилась шикарная иномарка. Дверца бесшумно распахнулась, и появилась ОНА. Соломенно-солнечные волосы рассыпаны лучами почти до пояса, синющие глазища горят так, что их цвет виден, наверное, за километр. Белый брючный костюм не скрывает ладную фигурку. Это великолепие быстро разрулило ситуацию. Рабочие в два счета повалили дряхлый забор и муравьями поволокли вещи к дому. Из иномарки лениво выполз тучный мужик лет за пятьдесят и что-то начал говорить красотке. Та лишь отмахнулась, как от мухи, и продолжила руководить перевозчиками. Обиженно плямкнув, фрайер выплюнул едва зажженную сигарету и укатил.
«Опа, Лилька вернулась! - перепугал Сашку рявкнувший над ухом Антон. - А нехило она в Большом прибарахлилась».
«Еще бы, - отозвалась подошедшая мать. - Ежели под каждого тамошнего мошнотряса ложиться, можно и весь наш городишко купить».
Вечерние концерты
В тот же вечер Антон пошел «на разведку». Но тетя Марфа, у которой отношения с соседями в последнее время расклеились, в дом его не пустила. «Чего беречь порченый товар», - криво усмехнулся старший брат, сбрасывая одетый по случаю новый костюм. Облачился в тот, что попроще, и двинул «по барам, по бабам». Тянул и младшего, но тот отказался. И был вознагражден - ОНА почти час играла на пианино. Сашка и не знал раньше, как ему не хватало этих звуков. Сразу опознал, что пиликает не старенькая «Украина», а совершенно другой инструмент - более глубокого и сочного звучания.
На следующий день ребята из местного «заборстроя» стали обносить двор Балабонов трехметровой стеной. «Позор не спрячешь», - констатировала мать. Отец вслух подумал, не спилить ли ветку вишни над соседской территорией. Антон ругнулся, что теперь «не увидишь, как Лилька сиськами по двору трясет». А Беспалый ничего не сказал. Он ждал вечера, чтобы услышать, как ОНА играет.
По вечерам Лиля всегда садилась за пианино. Сашка в это время уже крутился во дворе. Сначала находил себе какое-то занятие, потом уже просто сидел на крыльце и слушал. Звуки, приглушенные стенами, долетали слабо, но ему вполне хватало. Он закрывал глаза и шепотом «татакал» в такт мелодии. Так хорошо Красенникову-младшему, пожалуй, никогда еще не было...
Развязка по Шекспиру
Встретились они через месяц на рынке. Разговорились. С Лили уже сошла большегородская недосягаемость: она сменила костюм на шорты и пеструю блузку, завязанную узлом над пупком, заплела две смешные косички. А глаза были все так же ослепительно глубоки. Сашка помог ей донести домой тяжеленные сумки с продуктами. Пригласил в кино, потом на рыбалку. Ее мать и его родные, покапав молодым на мозги, успокоились: чай, не дети малые, сами разберутся.
Лиля к несказанной радости нестареющей Эммы Гансовны, устроилась работать в музыкальную школу. А Беспалый перешел на одну из красноармейских шахт - в подземники. Добираться приходилось на автобусе, зато деньги платили солидные.
Ее абсолютно не коробила Сашкина искалеченная рука, его - Лилино прошлое. Они купили квартиру, благо цены были не столичные. Первым туда после ремонта въехала «Богемия» - шикарное чешское пианино, отправившее на свалку «Украину».
А потом появился ОН: мужик из иномарки, престарелый меценат, подмявший некогда под себя симпатичную провинциалочку. Крутяк из Большого Города валялся у Лили в ногах, просил прощения за то, что не согласился стать ее мужем и вынудил девочку сделать аборт. Предлагал руку, сердце и помощь лучших врачей, которые якобы могли помочь ей обрести радость материнства (та чертова операция даром для здоровья не прошла). Она послала его, а Сашка помог спуститься с лестницы.
...Через два дня Лиля пропала. Спустя неделю ее труп со следами удушения и изнасилования нашли правоохранители Большого Города. Сашка уволился с работы, продал квартиру и уехал из Димитрова. Вскоре в своей машине был взорван гражданин Б., известный бизнесмен и меценат...
Будущие «бригады»
«Конторами» назывались прототипы нынешних «бригад» - молодежные группировки, контролирующие тот или иной район города. До крупного криминала они еще не доросли: просто выплескивали удаль молодецкую в уличных драках, да изредка гоп-стопили «маменькиных сынков», которые гуляли сами по себе.
